Избранное

ЧАСТЬ IV

ПОСЛЕВОЕННЫЕ ГОДЫ (1945 - 1997 годы)

ОДИННАДЦАТЬ ЛЕТ ЖИЗНИ В ЭСТОНИИ

ГОРОД ВАЛГА. ПРИОБРЕТЕНИЕ КВАРТИРЫ. СМЕРТЬ БАБУШКИ

Город Валга в Эстонии, куда мы приехали в феврале 1947 года, после насильственного выселения из Ленинградской области, расположен на границе с Латвией. Если мамина родная деревня Кальяла располагалась на пограничной территории с Финляндией (1,5-2 км от пограничной реки), то город Валга расположен на самой границе. Со стороны Латвии находится город Валка и граница между Валгой и Валкой (т. е. между Эстонией и Латвией в этом месте) явственно не видна, она проходит между домами этих городов.

Но в Валге и Валке вид домов, улиц, облик жителей, их язык очень различны. Когда мы шли в магазины или в баню в Валку, то обычно говори-ли, что пошли в Латвию.

В городе имелось большое железнодорожное депо, вокзал и местные мужчины города - эстонцы, в основном, работали на железной дороге, их жены, как правило, не работали. День железнодорожника был одним из любимейших праздников в городе, его отмечали в парке. Интересно проводился также певческий праздник, когда эстонцы надевали свои национальные костюмы, шли колонной в парк, где пели и танцевали.

В советское время город Валга был превращен в военный городок и большую территорию в городе занимали казармы солдат, здесь располагалась десантная часть, по улице постоянно шли солдаты строем и пели солдатские песни. В конце зимы за городом проводились прыжки с парашютов, зрелище было красивое и люди собирались смотреть.

В городе жило много офицерских семей. Простое гражданское русское население было в оппозиции к офицерским женам (про эстонцев не говорю, оно, возможно, было в оппозиции вообще ко всем пришельцам).

Они многих раздражали тем, что жили праздно и в то же время в достатке, что (якобы) из-за них магазины вынуждены были работать до 11 часов вечера, чтобы их мужья после службы, прогуливая жен (как собак) могли зайти с ними в магазин. Тогда были в ходу разные насмешливые анекдоты про офицерских жен.

После войны было много бедных семей без отцов, погибших на войне, сирот и на их фоне офицерские семьи, видно, очень выделялись своей одеж-дой и образом жизни.

Бабушка с нами в Эстонии прожила не более 5 месяцев, умерла она летом этого же 1947 года.

Но благодаря бабушке мы получили квартиру. При ней же была снова куплена корова. Коровы всегда сопутствовали бабушке в жизни, за исклю-чением военных лет, проведенных в Финляндии.

Вначале в г. Валга мы жили у тети Анни Яккимайнен. В одной сравни-тельно небольшой комнате нас было четверо взрослых и четверо детей. И даже эта скученность не помешала ворам ночью нас обокрасть. Они залезли по приставной лестнице в окно (второго этажа) и унесли почти всю одежду. Все же кто-то потом проснулся и спугнул воров. Затем собирали одежду по пути их бегства. К сожалению, кое-что им удалось унести, в частности, мамин новый плащ, который она даже не успела поносить.

Говорят, беда одна не приходит. До этой потери, у мамы в поезде по пути в Эстонию украли документ, заменяющий паспорт, которого у нее еще не было. Из-за этого она не могла поступить на работу и устроиться с жильём.

Пока мама хлопотала о получении паспорта, для чего ей пришлось сно-ва съездить в Ленинградскую область и в Ленинград, бабушка взяла на себя наше обустройство на новом месте. Обзавелись коровой и бабушка стала снова продавать молоко. При этом она познакомилась с одной русской семьей военного. Они проявили участие к нашему положению и твердо решили после демобилизации (скорой) оставить нам свою однокомнатную квартиру (хотя квартира считалась ведомственной и предназначалась для офицерских семей).

Свое намерение они начали осуществлять с того, что прописали к себе бабушку в качестве няни к ребенку и домработницы. Дом был частный и при прописке требовалось еще согласие хозяйки-эстонки, а она была категори-чески против по личным соображениям. Однако, благодаря дипломатическому таланту и настойчивости этого офицера, хозяйку удалось уломать и прописка состоялась.

Когда в воинской части узнали, что после его отъезда квартира не остается свободной и там кто-то прописан, то поднялся большой шум. Попытались задержать выезд офицера, хотя его демобилизация была уже оформлена. Но он снова всех провел.

Мама проводила и посадила в поезд его жену с ребенком. Ему же билет был куплен его товарищем и он прыгнул в вагон на ходу поезда. Маме он при прощании сказал: "Когда поезд тронется, вам будет хорошо".

Но сразу после отъезда прежних жильцов нам еще не было хорошо. С воинской части пришел офицер и сказал, что его прислал генерал с требо-ванием, чтобы мы освободили квартиру. В это время мы с сестрой как раз пришли со школы, мокрые (шел дождь). Мама ответила, что куда детям де-ваться "мой муж погиб, а ваш генерал остался в живых, может дом построит". В конце концов от нас отступились. И эта квартира стала нашим домом на 11 лет, пока мама жила в Эстонии. Мы с сестрой уехали из Валги немного раньше, так как там не было специальных учебных заведений на русском языке.

Действительно, "свет не без добрых людей". Этот прекрасный человек рисковал своим положением, проявил такое мужество и настойчивость, что-бы помочь совершенно посторонним для него людям. Жаль, что я не знаю, кто они и откуда, чтобы поблагодарить их, или хотя бы вместо них их детей.

Шесть последних лет своей жизни бабушка прожила с нами, из которых два последних года она постоянно болела, после того, как в Новгородской области упала в погреб и отшибла почки.

Все же до последних дней она занималась домашним хозяйством, помогала мне, первокласснице, делать уроки (она со своим двухклассным образованием казалась мне самой умной на свете), приучала нас к порядку, запомнились поговорки, часто ею повторяемые: "Kaikki paikalle, ja paika kaikille" (всё на место и место всему), "Illan virkku, samun torkku, se tapa talon havittaa" (привычка вечером быть бодрым, а утром сонливым разорит дом), "Rahat loppuivat konstit jaivat" (деньги кончились, смекалка осталась). Последняя поговорка говорилась маме и смекалка часто помогала ей в затруднительных обстоятельствах.

Перед смертью бабушка лежала в больнице и врач сказал маме, что она скоро умрет. Мама, по просьбе бабушки, забрала ее из больницы. Ходить она уже не могла и мама почти на руках принесла ее домой, я при этом была.

Еще утром, в день смерти, бабушка напомнила маме, что той в 2 часа надо сходить в военкомат и получить сведения о нашем отце. В военкомате мама получила извещение, что наш отец пропал без вести в 1944 году, в период Сталинградской битвы. Но сказать об этом своей матери не смогла, когда она вернулась домой, та была при смерти.

Я этого не понимала, хотя сидела у её кровати и её рука лежала у меня на плече. Мама опустила бабушкину руку и мы, дети, (сестра, я, двоюродные братья Алвар и Павел) побежали на речку купаться. Но, против обыкновения, у нас не было настроения купаться, мы быстро вернулись. Бабушки уже не было в живых. Я бросилась к ней и стала ее трясти, чтобы она очнулась, но это, к сожалению, в таких обстоятельствах не помогает.

Хоронили ее на эстонском лютеранском кладбище. Кроме нашей семьи, семьи Яккимайнен (тетя Анни осталась дома готовить угощение для гостей), были еще некоторые знакомые финны, живующие на селе недалеко от города.

Дядя Аати Яккимайнен (брат Матвея Яккимайнен) сделал гроб и огром-ный деревянный крест, на котором вырезал ее имя, фамилию, даты рождения и смерти. Этот тяжелый крест мама одна несла на кладбище, другие взрослые несли гроб. На кладбище пели вирши на финском языке, в том числе пела и сестра Лида, у которой был неплохой голос и которая много их знала по Финляндии.

Поскольку мама еще не работала и с деньгами было туго, мама заняла деньги на похороны у нашей соседки по дому - эстонки Мянник. Ее звали "Mareti ema" (мать Марет), Марет - это девочка моих лет), нашу маму там звали "Tonja ema" - мать Тони, или "soome prouva" (финская госпожа, госпожа - обычное обращение к женщине). Эта соседка дала маме в долг муки, масла, немного денег, хотя нас почти не знала.

Вскоре после смерти бабушки заболела корова и ее пришлось зарезать, мясо продали и рассчитались с соседкой.

Бабушка перед смертью просила маму написать ее племяннице Матильде Репонен в Тарту, чтобы та приехала. Письмо было послано. Матильда приехала на следующий день после похорон, ничего еще не зная о смерти своей тети. С ней приехала и ее (и мамы) двоюродная сестра Мария Репонен, которая, оказывается, тоже переехала в Эстонию, в Таллинн.

К сожалению, они уже не застали в живых свою тетю Кристину, но их приезд был утешением для мамы.

Матильда была самой близкой маминой подругой в послевоенный период. На ее помощь всегда можно было рассчитывать. Так, когда мама в Валге заболела и попала в больницу и мы с сестрой остались одни, то тетя Матильда, когда об этом узнала из письма сестры, сразу приехала к нам из Тарту и привезла продуктов (Яккимайнен в это время уже жили в Карелии). Таких примеров помощи с ее стороны привести можно много. В Эстонии у нее родился второй сын - Илмари.

У Марии Репонен, которая жила с сыном Эдвардом (муж и дочка давно умерли) семья увеличилась. С ней теперь жила ее младшая сестра Элида и ее дочка Лариса. Она сама их привезла с Украины.

Я уже раньше писала, что мамина двоюродная сестра красавица Элида (дочь дяди Павла Репонен) вышла замуж за политрука. У них был счастливый брак. Он увез жену к своей матери на Украину, где у них родились сын и дочь. К большому горю, Элида тяжело заболела нервным расстройством, о чем мать мужа написала ее сестре Марии Репонен. Мария поехала к сестре и, увидев в каком та состоянии, увезла ее с дочкой к себе в Эстонию, сын остался с отцом. Теперь у нее на руках оказались больная сестра и двое детей.

Всю ее жизнь, начиная с подросткового возраста, Мария Репонен везла тяжелый воз семейных проблем: то своего отца, который привел в дом злую мачеху, потом больной сестры Элиды, а в последние годы жизни - своего сына, который злоупотреблял алкоголем. Такая нелегкая доля досталась ей - очень хорошему человеку.

Летом похоронили бабушку, а осенью, в октябре 1947 года, тетя Анни родит своего третьего и последнего ребенка - дочь Мирью (там же, в г. Валге Эстонии). Со временем и у нее будет дочь, которая получит имя Кристина, это имя в тот год будет очень популярным. Таким образом, она окажется тезкой своей бабушки Кристины.

ОТНОШЕНИЕ С ЭСТОНЦАМИ. ВЫСЕЛЕНИЕ ФИННОВ. ВЫСЕЛЕНИЕ "КУЛАКОВ"

В первые годы проживания в Эстонии, мы с сестрой вращались, в ос-новном, в эстонской среде. В нашем доме жила эстонская семья Мянник и я дружила с их девочкой Марет, моих лет, и ее подружками Катти, Анни, Сайма. Мы с сестрой как-то сразу стали говорить на эстонском языке и говорили на нем совершенно свободно. Потом семья Мянник переедет, в на-шем и соседних домах прибавится русских семей, появятся школьные под-ружки (мы учились в русской школе) и постепенно мы от эстонских девочек стали поневоле отдаляться. Но не от эстонцев. Отношения с ближайшими эстонскими семьями всегда оставались дружескими и доброжелательными.

Но, надо сказать, русские с эстонцами плохо находили общий язык. И думаю, это была вина русских. Они могли жить десятилетиями рядом с эстонцами, совершенно не пытаясь изучить их язык и сблизиться с ними. Русские мальчишки хорошо знали только слово "Kurat" (черт), которое они выкрикивали эстонским мальчикам. Доставалось от них и нашим двоюрод-ным братьям Алвару и Павлу. Как-то они пришли домой и говорят, что их дразнят мальчишки: "финн, финн" (конечно, не эстонские, а русские). Их боевая мать, которая никогда "за словом в карман не лезла" сходу посо-ветовала: "А вы скажите, что мы финны давно, а вы собачье говно". Но, ду-маю, ее сыновья, которым досталось достаточно спокойствия и сдержанности от их молчаливого отца (кому в большей, кому в меньшей степени) не воспользовались советом матери.

Мальчишки, конечно, дразнились от озорства. Но в какой-то мере по-ведение детей и их слова отражают настроение и отношение взрослых.

После войны многие ингерманландские финны переехали жить в Эстонию. Этому способствовали и потребность родственников где-то объединиться, и то, что этот край больше подходил финнам схожими образом жизни родственного народа и языком, чем области России. Но не так считали соответствующие репрессивные органы (НКВД), которые теперь и в Прибалтике развернули активную деятельность, устанавливая сталинский режим. Похоже, они действовали по принципу, что чем хуже будет ингерманландским финнам, тем лучше. Финнов в 1947 году вновь стали сгонять с места, уже из Эстонии.

Мама также подучила извещение о выезде, но на этот раз нам удалось остаться. Учли, что ее муж погиб на фронте.

Но мы в Эстонии остались без родственников, которым пришлось уехать, причем за свой счет. Уехала мамина сестра Анни Яккимайнен с мужем Матвеем и детьми Алваром, Павлом и Мирьей. Из Таллина уехала мамина двоюродная сестра Мария Репонен с больной сестрой Элидой, сыном Эдвардом и племянницей Ларисой. Вскоре из Тарту уедет двоюродная сестра мамы Матильда Репонен с мужем Николаем и сыновьями Валерой и Илмари. Они уехали добровольно, так как при общей высылке по ходатайству завода, где он работал, им разрешено было остаться.

В "нашем" доме в г. Валга жил в одно время в маленькой комнатке второго этажа Аати Яккимайнен, брат мужа маминой сестры Анни. Он приехал в Эстонию из Челябинского лагеря НКВД, куда был переведен из действующей армии в 1942 году по соответствующему постановлению РККА, касающемуся военнослужащих финской национальности. Такая участь постигла бы и маминого брата Матвея, если бы он до того не успел погибнуть "смертью храбрых". Аати был прекрасным краснодеревщиком и устроился работать в воинскую организацию по специальности. Он, к счастью, не подвергся высылке, так как незадолго до того вместе со своим учреждением переехал в Псковскую область (где женился).

Пришлось уехать из Валги и маминому двоюродному брату Виктору Толппа, сыну ее дяди Михаила. Он уехал в г. Куйбышев (Самару), где также женился. В последнее время он жил в нашей семье и мы его очень любили. И он всегда потом, когда уже жил в Ленинградской области, относился к на-шей семье с родственной теплотой. К сожалению, он рано умер, попав под поезд, оставив двух малолетних дочерей Лену и Люду.

Попутно скажу несколько слов об отце Виктора - Михаиле Толппа и его семье. Война застала семью маминого дяди Михаила в г. Вышний Волочек Калининской (Тверской) области, где взрослые члены семьи работали на стекольном заводе.

Когда они сюда приехали, дядя Михаил попросил выделить им землю под огород. Ему предложили землю на болоте, но все же он ее взял. Прорыл канавы, осушил землю и стал выращивать капусту. Она выросла такая отменная, что на нее приходили посмотреть.

Во время войны вся семья была вывезена немцами в Германию. В пути дядя Михаил умер. Его жена, три дочери и один из сыновей попали в Фин-ляндию, а сын Виктор оказался во Франции, где участвовал в движении Сопротивления в борьбе против фашистов. Теперь он был выслан из Эстонии по причине финской национальности.

Все же некоторым ингерманландским финнам удалось остаться в Эстонии. Так, в г. Валга осталась одна дружественная нам финская семья - Анна Сипретти с сыном Владимиром, ее муж тоже погиб на фронте. Не была выслана другая дружественная нам семья - Марии Саттилайнен с сыном Тойво и дочерью Хильей (наших лет), они жили на селе, но мы часто виделись. Мария ко времени высылки уже была замужем за эстонцем Виснапуу, мы были приглашенными на этой свадьбе. Это был счастливый брак. Он стал хорошим отцом для ее детей, а со временем - дедушкой для их детей.

Но были и фиктивные браки с эстонцами только ради того, чтобы снова не уезжать на скитание. Так, у нас недолгое время жили две двоюродные сестры ингерманландские финки Мария и Лемпи. Мария расписалась в ЗАГСе с эстонцем, у которого ранее жила на квартире. Поскольку брак по договоренности был фиктивным, настоящая жена того эстонца, с которой он был обвенчан в церкви, но не зарегистрирован в ЗАГСе, приходила к ней ежемесячно за деньгами (одни из паршивых овец в стаде). Но этот источник дохода для этой эстонской четы скоро прекратился, так как Мария умерла от неудачного домашнего аборта, к которому ее вынудили обратиться обсто-ятельства (аборты тогда были запрещены). Она встретила человека, которо-го полюбила, но за которого не могла выйти замуж, так как ей отказали в разводе с эстонцем. У нее уже родилась дочка от него, а это была вторая беременность. Отказали в разводе потому, что когда в суде разбирали дело и ее спросили, как звать ее мужа (фиктивного), то она не смогла ответить - забыла, так же неудачно отвечала на другие вопросы о семейной жизни. Желание избежать насильственного выселения кончилось смертью. Сиротами осталось двое детей: сын от первого брака (не фиктивного) и дочка.

Когда финнов выселяли, они какое-то время находились на станции г. Валга в ожидании поездов, сюда же приезжали вербовщики. Мама в это время работала в здании вокзала буфетчицей (круглосуточно, посменно) и видела всех отъезжающих. Она жалела матерей с маленькими детьми и нап-равляла их к нам домой (мы жили недалеко от вокзала), чтобы они приготовили что-нибудь горячее и накормили детей, привели их в порядок. Наша квартира на время превратилась в перевалочный пункт.

Иногда мы с сестрой бегали к маме на вокзал удостовериться, действительно ли она кого-то к нам послала. Бабушка раньше говорила о жадных людях, что у них пальцы гнуться только в свою сторону. Ни бабушка, ни мама к этой категории людей не относились.

Прибалтику очищали от людей, отнесенных по каким-то признакам к категории враждебных советской власти ("антисоветских элементов", "ку-лаков"). Когда избавились от "страшно опасных" пришлых ингерманландских финнов, то после этого стали их выискивать среди местного населения.

Скоро через станцию Валга стали проходить поезда из Латвии с так называемыми "кулаками". Двери вагонов были закрыты, только в самом верху вагона были открыты небольшие люки. Кажется, я и сейчас помню чувство большой жалости к людям в этих задраенных коробках-вагонах.

И политика, и хозяйство в Эстонии велись по указанию из Центра, где принимались решения по всем, даже элементарным житейским вопросам, вплоть до того, что и когда сажать на полях. Во время кукурузной эпопеи колхозники смеялись, что скоро они будут выращивать "riisi, mansi, apelsiini" (рис, кукурузу и апельсины).

ПОЕЗДКА НА РОДИНУ ОТЦА (УРАЛ)

Поскольку мама работала в ОРСе при железной дороге, она имела один раз в год бесплатный железнодорожный билет до любой станции Союза, были льготы в оплате билета и для ее детей (до определенного возраста). В основном, мама использовала свой билет для поездок в Ленинград, позднее - в Карелию.

Летом 1950 года она повезла нас с сестрой на Урал, на родину нашего отца, к его родителям в деревню Соломаты Пермской области. Ехали мы туда через Ригу, обратно через Ленинград и в обоих направлениях через Москву и могли сравнить эти города. Тогда Москва по первому впечатлению проигрывала Ленинграду и Риге, а особенно разочаровала Красная площадь, которая оказалась слишком маленькой, против ожидаемого (теперь Москва мне кажется самым красивым городом).

В деревню Соломаты надо было добираться от ст. Кунгур (в этом городе есть интересная ледяная пещера, где мы побывали) на попутной машине.

Наш приезд был полной неожиданностью и здесь мне стало понятно вы-ражение "подкосились ноги", так как бабушка, которая стояла, при виде нас троих, внезапно оказалась сидящей на земле.

Эта отдаленная уральская деревня все еще сохранила свой патриархальный облик. Те же дома под соломенными крышами (я видела, как от молнии в сильную грозу одна соломенная крыша загорелась, а другую разметал ветер), полати в домах, русские печи, в которых готовилась еда, чугуны, ухваты, коромысла, квас, окрошка. Также ели с общей большой миски деревянными ложками, женщины и девочки носили длинную одежду и платочки, временами, надевали лапти. И нам с сестрой сплели аккуратные, красивые лапти.

Мы с сестрой, вероятно, на этом фоне выглядели необычно в своих коротких городских платьицах, да еще на головах у нас были шляпы, кото-рые мама купила в Москве: сестре летнюю белую с широкими полями и голубой лентой, а мне демисезонную зеленую с небольшими полями. От одного нашего необычного вида бабушка могла сесть на землю.

Мама оставила нас у дедушки с бабушкой на лето, а сама уехала, но не домой в Эстонию, а в Карелию повидать родных. В это время как раз качалась война в Корее и, я помню, что нас некоторые очень жалели, что мама снова попала в войну, спутали Карелию с Кореей, потом разобрались.

Поездка на родину отца была значительным событием в жизни, произвела глубокое впечатление. Мы здесь узнали много нового и интересного, а главное - познакомились с родителями отца, его тремя сестрами: Анной, Патей и Ниной. Увидели деревню, дом, где он вырос, узнали много съедобных дикорастущих растений, здесь я научилась плавать, а дедушка (с большой бородой лопатой) научил меня играть в шахматы и прочее.

С Урала мы с сестрой возвращались одни, нам было около 12 и 14 лет. В Кунгуре нас посадила в поезд тетя Нина (у нее сейчас сын, дочь и четверо внуков), а в Ленинграде, по просьбе мамы, нас встретили с поезда Матины, у которых мы ранее жили в Новгородской области, у них мы остановились и они нас посадили в поезд, отправляющийся в Эстонию.

СМЕРТЬ СТАЛИНА

В год смерти Сталина (1953) мы жили в г. Валга Эстонии. Известие о его смерти не было неожиданным, так как уже несколько дней население постоянно информировали по радио и газетам о все ухудшающемся состоянии его здоровья (хотя, кажется, его уже не было в живых). Однако, о возможности его смерти люди вслух не говорили.

Когда, в день сообщения о его смерти, сестра с одноклассницей шли в школу, то на улице было заметно какое-то возбуждение. Тогда на главных улицах и площадях были установлены репродукторы и было слышно, что диктор с интервалами о чем-то говорит. Сестра предположила, что это умер Сталин.

Девочка возмутилась: "Как ты смеешь говорить, что Сталин может умереть". Тем не менее и он оказался смертным.

Было одновременное сообщение о смерти Сталина и о том, что на его место заступил Маленков. Мама услышала это по радио на вокзале (новом), где она тогда работала в буфете. Когда все эти события обсуждали за обе-дом в ресторане вокзала, то директор ресторана заметил, что если бы с ним это случилось, то ему замены так быстро не нашли бы. Мама вспомнила, что в 1932 году она также в столовой слышала, как обсуждали сообщение о смерти жены Сталина, Аллилуевой. Тогда говорили, что Сталин убил жену и "на ком теперь его женить будем?", но Сталин так больше и не женился.

Немного о "новом" вокзале в г. Валга. Он строился при нас, вначале пленными немцами, потом без них. Снова мама увидела немцев, как и в Фин-ляндии, однако, там они были в положении надменных господ, а здесь плен-ных, но вызывали у нее одинаковое неприязненное чувство.

Пол в вестибюле вокзала выстлали мраморной крошкой, полученной из надгробных плит и изваяний, привезенных с завоеванных территорий, кажется, с Калининградской области. Этот пол всегда оставался холодным и от этого холода очень страдала мама, вынужденная в течение 6 лет работы в буфете, стоять на нем сутками.

НАШЛАСЬ МЛАДШАЯ МАМИНА СЕСТРА ТЮЮНЕ ТОЛППА

В 1953 году, спустя 8 лет после окончания войны, нашлась наконец младшая сестра мамы Тююне Толппа. О ней знали, что ее в 1942 году из блокадного Ленинграда через Ладожское озеро эвакуировали в Красноярский край и видели ее уже за озером. Но на все запросы в Красноярский край получали ответы, что в крае такая не проживает. Но она там проживала и под своей фамилией - на севере Красноярского края в селе В-Имбатск Туруханского района у реки Енисей по дороге на Дудинку, Игарку и Норильск. Она была на положении административно высланной, спецпоселенцем, паспорт у нее был отобран.

Узнали о Тююне совершенно случайно. Тетя Анни Яккимайнен, которая тогда жила в лесном поселке Кяргозеро Карелии, в магазине, стоя в очереди, услышала разговор, в котором упомянули имя Тююне. Поскольку это имя не очень распространенное, она поинтересовалась о ком идет речь. И ока-залось, что говорили именно о ее сестре Тююне Толппа, о том, что она живет в дальнем сибирском селе с родственницей беседующей. Узнали адрес Тююне и началась переписка между сестрами.

От Тююне узнали, что их брат Туомас умер осенью 1941 года в Ленин-градскую блокаду в Левашово, где они вместе жили, в больнице от воспаления легких, которое получил на оборонных работах, а также от голода, так как потерял свои продуктовые карточки.

Она сама его похоронила и осталась одна. В феврале 1942 года ее эвакуировали. Ей в то время было 20 лет. В год, когда она "нашлась", ей уже было 32 года и у нее было два сына 4 и 2 лет - Леня и Сережа, и в этом же году родится третий сын - Вася.

Теперь Тююне, в случае необходимости, могла получить помощь от родных. И такая необходимость появилась, когда ее муж уехал надолго в экспедицию, а ей не выдавали его зарплату, поскольку брак официально не был оформлен (из-за отсутствия паспорта и отдаленности проживания). Ма-ма не один раз посылала ей из Валги деньги и посылки.

Сестры стали предлагать Тююне перебраться с семьей в Карелию, была возможность завербоваться на работу в леспромхоз с оплатой транспортных расходов по переезду. И ее родных очень возмутил лаконичный ответ ее мужа Евгения на это предложение: "Спасибо за совет". Они решили, что он не хочет переезжать и ее не отпустит (они не переехали).

Возможно, они были не совсем правы, что только из-за мужа не состоялся переезд. Позднее узнали, что и другие причины этому способствовали (отсутствие в то время паспорта, имеющиеся неприятности на работе не по ее вине, по состоянию здоровья из-за частого рождения детей: после троих мальчиков у нее родится дочь и потом еще два сына и все с интервалом в 2-3 года).

А мамина сестра Айно Толппа все еще не находилась. Запрашивали Ак-молинскую область Казахстана, где она находилась в лагере ГУЛАГа (АЛЖИРе, до войны), но оттуда получали ответ, что такой на территории области нет.

ОТЪЕЗД ИЗ ЭСТОНИИ

После окончания 7-8 классов средней школы, мы с сестрой уехали из г. Валга учиться в другие места, поскольку в этом городе не было специальных учебных заведений. Сестра стала учиться в техникуме в г. Тарту Эстонии, а меня мама послала учиться в техникум Петрозаводска Карелии, под присмотр родных, которые там жили. Думаю, Карелия была для меня выбрана с дальнейшим прицелом, чтобы потом и самой туда переехать, ближе к родным, что она и исполнила, когда мы окончили учебу. Когда сестру по направлению послали работать в Белоруссию, то оставаться жить одной в Эстонии не имело смысла.

На Карельской земле, земле "aunuslainen" (олончан), так в Ингерманландии называли карел, мама проживет больше 35 лет. Об "аунуслайнен" она немного знала с детства. Они до революции заходили в деревню Кальяла, продавали разные необходимые в хозяйстве товары и галантерейную мелочь.

Ко времени маминого переезда в Карелию, ингерманладским финнам, оказывается, разрешили наконец поселиться (это не афишировалось) на своей родине в бывшей Ингерманландии. Кажется, это случилось после разоблачения "культа Сталина" на XX съезде Коммунистической партии в 1956 году. Но маминой деревни Кальяла, как и соседних деревень, уже не существовало, где бы она там стала жить. Да и ее, почти все, близкие родственники из разных мест Союза перебрались жить в Карелию.

Говорю: Карелия, спасибо!
и гляжу в потерянную даль.

Олег Мишин (Армас Хиири)